Искажение[СИ, роман в двух книгах] - Юрий Леж

— Тогда, ну его на фиг, это такси, — рассудила Анька. — Солнце еще высоко, пройдемся по городу, глянем где что и почем, может, наше золото на местную валюту обменяем, а?

— Мусульманский городишка, — поморщился Паша. — Дикари и фанатики сплошные. Тут на тебя без паранджи будут смотреть, как на проститутку, еще на скандал нарвемся…

— А я слышала, что мусульманские проститутки тоже в парандже ходят, — задумчиво сказала Анька. — А скандала я не боюсь, с таким-то скандалогасителем…

И она похлопала по кобуре своего маузера.

— Ну, а я вот как раз такого скандала и боюсь, — заметил Паша. — Любишь ты скандалогасителем помахать лишний раз, а тут все-таки военных полным-полно, если вертолетчику, конечно, верить, на выстрелы в момент нагрянут, а мы, кажется, в комендатуру пока не собирались… даже добровольно…

— Да я и не собираюсь стрелять, — скорчив наивную мордашку, хитренько стрельнула глазами Анька. — "Причем тут нож, причем грабеж? Меняй формулировку". Кстати, про выстрелы… интересно, а патроны мы для своих пушек тут найдем или придется по полчаса думать всякий раз, когда в самом деле выстрелить надо будет?

Паша недоуменно покачал головой. Все-таки, знал об этом мире не намного больше Аньки, пожалуй, только то, что здесь, в Москве, на табачной фабрике "Ява" выпускают одноименные сигареты. Причем, без особых опознавательных знаков на пачке. А вот про оружие, а тем более — калибр патронов, сказать что-то определенное было трудно. Видели-то они только громоздкий автомат в руках часового, да кобуру у майора на поясе. Ни у сержанта, подвозившего их в военный городок, ни у вертолетчика никакого оружия, по крайней мере на виду, не было. А спрашивать у часового про калибр его оружие было в тот момент как-то не к месту. Так же, как и заводить об этом разговор с вертолетчиком, который, Паша не сомневался, с удовольствием бы рассказал и о существующих калибрах, и об истории их появления в армии… вот только позже, скинув на московский рейс почту, наверняка бы задумался с чего бы это возник такой у интерес у показавшихся изначально местными людей?

Переждав маленькую толкучку у дверей и выйдя из помещения аэропорта, Анька и Паша постарались побыстрее пересечь заставленную автомобилями небольшую площадь у центрального входа. Автомашины тут были настолько разнообразными, что глаза разбегались: от роскошного, блистающего лаком и никелем, будто сошедшего со странички рекламного проспекта, роллс-ройса и — до старого разбитого вдребезги грузовичка неопределенной происхождения с подвязанным проволокой крылом. Паша обратил внимание на несколько очень похожих на доджи, маленьких и юрких машин в камуфляжной раскраске и с солдатами за рулем. Но вот производства эти машины точно были российского, на радиаторах у них сияли начищенные буквы НГАЗ.

Проходя мимо машин, и Паша, и особенно Анька ловили на себе любопытные и зачастую недоумевающие взгляды водителей. То ли в городе не принято было европейцам ходить пешком, то ли слишком уж странным казалось одеяние девушки и громоздкая деревянная кобура у её бедра, спрятать которую было невозможно при всем желании. Впрочем, Паша тоже выделялся своими плотными, защитного цвета бриджами, длинной кожанкой, почти до середины бедра, и кожаным картузом, правда, безо всякой кокарды. И если на загрузившегося в роллс-ройс шейха с его свитой путешественники, казалось бы, особого впечатления не произвели — не дело для правоверного мусульманина с тугим кошельком в кармане разглядывать всяких иноверцев, как уродцев на ярмарке, то солдаты и сержанты, а вместе с ними и встреченные офицеры, разглядывали экзотическую парочку без всякого стеснения. И во взглядах их ощущалась привычная властность хозяев, пусть и на чужой земле, над судьбами прочих людей.

Потому уже на узкой, пыльной и тихой улочке, ведущей от аэропорта куда-то в городское "чрево", Анька обеспокоенно сказала:

— Паштет, нам бы и переодеться не помешало, как думаешь?

— Согласен, — кивнул Паша, — на площади на нас смотрели, как на ряженых…

— Кино снимаем, — хихикнула Анька.

— Вот-вот, — буркнул Паша, повнимательнее присматриваясь к окружающим их домам, стараясь найти среди них лавку или магазин готовой одежды.

Никаких лавок и магазинов на улочке не было. То есть — вообще никаких, только глухие, раза в полтора выше человеческого роста заборы — "Дувалы их тут что ли называют?" — вспомнил Паша, за которыми виднелись такие же глухие, тыльные стены домов, лишь кое-где прорезанные узкими, больше похожими на амбразуры, окнами, расположенными под самой кровлей. То ли вышли они на такую улицу, то ли весь город строился так, но даже ворот в сплошной стене заборов не было, лишь узкие, похожие больше на собачий лаз калитки виднелись кое-где среди однообразной, ровной стены переходящих от одного дома к другому дувалов. И цветовая гамма всех этих заборов, глухих стен и маленьких калиточек была угнетающей, во многом повторяющей расцветку пустыни — от светло-песочной до темно-шоколадной.

Свернув за очередной поворот кривоватой и узкой улочки, псевдоактеры заметили бредущего навстречу человека, одетого в какие-то причудливые лохмотья. Казалось, находчивый костюмер приклеил прямо к телу человека несуразные, потрепанные и затертые, грязные детали от разных костюмов: воротник от мужского пиджака, полы — от женской жакетки, пояс брюк от джинсов, а на штанины пошла длинная замшевая бахрома. Что-то было в движениях этого человека неправильное, болезненное, усталое, и Паша, идущий чуть впереди, на всякий случай, притормозил, останавливая идущую чуть позади, на полшага, Аньку.

— Что такое? — спросила она, но тут же увидела встречного.

Теперь он был уже достаточно близко, что бы можно было разглядеть струпья на коже лица, заплывшие, гноящиеся глаза и очень редкие, черные волосы на голове. Человек выглядел не просто больным, а больным на последнем издыхании, даже удивительным казалось, откуда в нем еще имеются силы передвигаться, пусть и опираясь рукой на забор.

А из-за дувала, мимо которого только что прошел, тяжко шаркая ногами и вздымая клубы пыли, встречный, выскочил мужчина в европейском пиджаке, безразмерных шароварах и невысоких сапогах, явно из местных, горбоносый, отвратительно небритый, с выкаченными маслянистыми глазами шоколадного цвета. Он, приглядевшись к больному, что-то гортанно крикнул на весь район, и тут же — молнией — исчез в маленькой калитке своего забора, что бы еще через мгновение появиться уже с небольшой, но явно увесистой дубиной в руке.

Похоже, что именно на его крик из соседних домов начали появляться такие же вооруженные палками мужчины. Выставив перед собой свое доморощенное, но, по всему видать, неоднократно используемое по прямому назначению оружие, сначала с опаской, а потом все смелее и смелее, они приблизились к больному. Кто-то из собравшихся вокруг бедолаги попробовал о чем-то спросить его на странном, гортанном наречии, совсем не напоминающим певучие переливы фарси, как успел их запомнить Паша. Больной не отвечал, а только остановился, по-прежнему опираясь одной рукой на забор, низко наклонив голову и тяжело, со свистом в легких, дыша. И тут — его вырвало какой-то отвратительной зеленой и тягучей слизью. Даже на стоящих далеко от места событий Аньку и Пашу пахнуло омерзительным запахом нечистот и — смерти.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});